Интервью с Романом Кочержевским

21 и 29 июня в рамках V Фестиваля театров Дальнего Востока состоялись показы спектакля «Записки сумасшедшего» (Чехов-центр, г. Южно-Сахалинск). Мы поговорили с режиссером Романом Кочержевским о постановке.

Сахалин – пока единственное место на Дальнем Востоке, где вы поставили спектакль. И в дальневосточном фестивале вы участвуете впервые. Как вам обстановка?

Я приехал недавно, не все спектакли посмотрел, но у меня присутствует ощущение счастливого человека. Если ты участник фестиваля, обычно нет возможности пообщаться, нет возможности посмотреть другие спектакли и побыть максимальное количество времени. Понятно, что это обусловлено организационными вопросами, расписанием репертуарного театра – мы не можем уехать на две недели, потому как есть спектакли, которые необходимо играть. А сейчас все так прекрасно сложилось, что есть время, которое можно посвятить целиком фестивалю, пообщаться, посмотреть другие работы, не отвлекаясь ни на что иное. Это то забытое чувство, к которому приятно вернуться.

А что изменилось в Чехов-центре с вашего последнего визита?

Я вижу какие-то изменения внешне, что-то облагораживается, приехали на остров новые молодые артисты. Я не всех еще видел, но понимаю, что их много занимают. И город классный, живой, и театральная жизнь тут бурлит, это очевидно. Это то место, куда хотелось вернуться, а это не так просто с нашим графиком и географически сложно. Но я скучал, думал, как тут живет спектакль? Он создавался в любви и теперь он в надежных руках театра и артистов, я понимаю, что все в порядке.

Давайте о «Записках сумасшедшего» и поговорим. Как вас пригласили поставить спектакль в Чехов центре?

Семь лет назад театр Ленсовета приезжал на гастроли в Чехов-центр, на фестиваль «Сахалинская рампа». Это был спектакль «Город. Женитьба. Гоголь» Юрия Николаевича Бутусова. Я был ассистентом режиссера этого спектакля и всегда тоже ездил на гастроли, куда бы он ни приезжал. Тогда даже были переговоры с Сан Санычем (Александр Агеев, художественный руководитель Чехов-центра – прим. автора), созванивались, что-то обсуждали, и все растворилось на несколько лет. А потом я получил приглашение. Так судьба сложилась, что через столько лет закинутое зерно проросло через асфальт, и вот, я здесь, приехал. Это моя первая постановка вне дома, поэтому было много ответственности и волнения, но, мне кажется, театр, город и вся атмосфера мне очень помогла. Поспособствовала снять напряжение, ненужное волнение. И театр, и артисты, и все службы меня услышали. Мы так построили рабочий процесс, что все сложилось удачно. В этом спектакле многое получилось благодаря вот этой любви.

Вы сами предложили материал или театр выбрал?

Я предложил материал. У режиссеров есть «рюкзачок», в котором какое-то количество названий лежит, и ты с этим ходишь. Сначала не понимаешь, где это должно произойти, с кем, с какими артистами в каком театре, в какой момент времени. В этом случае не было специального долгого мозгового штурма. Я предложил, рассказал идею, и это понравилось всем.

В Чехов-центре большая труппа, а у вас занято всего три артиста. Как вы выбирали?

Было несколько кандидатов, но время идет, жизнь меняется, возникают обстоятельства. Так просто организационно сложилось, что сначала были одни артисты, потом другие, и естественным путем мы пришли к тому составу, который есть. Я приехал, уже зная, что будут именно эти ребята. Я приехал под закрытие сезона на неделю, мы познакомились, и я убедился, что это было верное решение. Мы сразу начали подготовительную работу, потом расстались на лето. За это время я с Костей (Константин Вогачев, исполнитель роли Поприщина – прим. автора) переписывался, давал задания, всячески его готовил. Потому что времени на репетиции было не так и много. У нас в сумме, наверное, было шесть недель. Это довольно экстремальный срок. Но здесь все сложилось удачно. И я повторюсь, что все правильно меня услышали и мы вместе поехали в это увлекательное путешествие.

Постановочную команду вы привезли с собой из Санкт-Петербурга?

Да. С художником Сергеем Ларионовым, который сделал пространство и костюмы, мы всегда вместе все сочиняем. Было важно, что он приехал со мной в самом начале процесса, познакомился, увидел сложное пространство Черного зала. Мы всегда делаем много заготовок, макеты. Я тоже участвую в этом, много рисую. Важно придумать, чтобы артисты не просто находились в пространстве, а чтобы они с этим могли взаимодействовать, чтобы пространство было отдельным действующим лицом. Это интересная задача, и с нашей командой все получается. С художником по свету Константином Бинкиным и видеохудожником Игорем Домашкевичем мы работаем всегда вместе и делаем тоже огромное количество работы до начала репетиций. У нас есть ряд решений, набор инструментов, с которыми мы приезжаем. Дальше мы понимаем, подходит ли это для конкретной истории, которая вырисовывается. Иногда бывают ситуации, когда решение никак не соединяется с артистами. А здесь все получилось органично. Сам спектакль, свет, звук и видео – это такой набор деталей конструктора, который мы могли позволить себе собрать в произвольном порядке, но для этого мы проделали большую подготовительную работу. По звуку мы работали совместно с Федором Пшеничным. Подготовили музыку, я ему рассказывал, что хочу, вместе делали. В середине процесса он приехал на остров, познакомился с ребятами. Вообще, музыкальная ткань этого спектакля рождалась из артистов. Для меня работа в команде очень важна. Эти ребята – большие индивидуальности, но умеют работать в команде. Это самое ценное. Каждый занимается своим делом, но мы любим, когда мы вместе.

Как вы придумали сценографию спектакля?

Сейчас попробую объяснить. Петербург – это огромный обман. То, с какой скоростью он строился, красота дворцов на болоте – это большая шутка Петра над всеми приезжими. Складывается ощущение, что это стоит не в том месте, где должно. Это несоответствие прослеживается в разных произведениях у разных авторов. И пространство на человека действует. Гоголь в своих записках говорил, что Петербург обманчив, он притягивает своими образами, но что стоит за этими фасадами дворцов? За все время они претерпевали изменения, в них размещали учреждения, там проводились собрания. Вся красота закрашивалась густым слоем масляной краски. Пространство, в котором оказывается наш герой с самого начала, напоминает больницу. Но он этого не знает, потому что так же выглядят коридоры какого-то учреждения, департамента. Это все одно и то же. И не обязательно сходить с ума, чтобы попасть в определенное пространство. Иногда пространство тебя до этого доводит. Когда ты в школу пришел в таком здании, потом в библиотеку, потом в кружок, в театр пришел, в поликлинику и все одно и то же. И это не панельки, где квадратики, линии, все перпендикулярно. Нет, это красота, сводящая с ума, такой классицизм в масляной краске. И задача была создать не просто атмосферу хоррора. Это конкретные места, описанные Гоголем и оставшиеся с тех времен, только видоизменившиеся.

А почему вы пытаетесь показать разрушительную силу Петербурга? Этот город любят очень много людей, а вы будто переубедить их пытаетесь.

Вот чтобы шею себе не свернули (смеется). Мне кажется, об этом важно говорить. Это мое личное ощущение. Я люблю Петербург. Особенно путешествуя и видя, что бывает, потом возвращаешься и начинаешь любить его еще больше.

С какими эмоциями зритель должен выйти из зала?

Я никогда не задаюсь такими вопросами, это всегда индивидуально. Ты не знаешь, что тебя впечатлит. У каждого зрителя внимание распределяется по-своему. Это какая-то возникшая внезапно связь с тобой, с персональными событиями, о которых ни авторы спектакля, ни остальные зрители могут не знать. И за эту ниточку тебя невольно потянули. Мне очень нравятся такие состояния, когда ты смотришь спектакль и вдруг проваливаешься куда-то. И хотелось бы, чтобы люди выходили не пустыми. Чтобы это вызывало у каждого какие-то персональные эмоции, чувства. И по отношению к главному герою тоже. Есть такой автор и врач Оливер Сакс. Он написал много статей, и это увлекательное чтение. Например, всем известный доктор Хаус или Шерлок Холмс разгадывали пациентов, как ребус, как формулу. Это был спортивный интерес, не включаясь в персону, в личность пациента. А Оливеру Саксу было важно включиться в него по-человечески. Это очень опасная зона, в которую заходить не в каждом случае нужно. Но его опыт показался мне важным для этой работы. Это тоже один из ключей к восприятию этого спектакля. Но он неочевидный, этого можно и не знать.

И последний вопрос: ждать ли нам нового спектакля от Романа Кочержевского в Чехов-центре?

Мы ведем переговоры и находимся на самой первой, предварительной стадии, когда обсуждаем название и время постановки. Я еще и артист в репертуарном театре, это дополнительные обстоятельства и обязательства, которые надо учитывать. Мне хочется продолжить работу с театром, и я надеюсь, что театру тоже захочется (смеется). Это искреннее желание. Несмотря на такую отдаленность от Петербурга, здесь на острове есть необъяснимая связь с нашим городом.