Вечность, воплощённая в письмах

1 декабря 2024 года в Хабаровском ТЮЗе состоялась премьера литературного перформанса «Письма 1926. Поверх границ» по книге «Рильке. Пастернак. Цветаева. Письма 1926 года». Режиссер Петр Нестеренко.

Марина Цветаева, Борис Пастернак, Райнер Мария Рильке. Перед зрителем оживают чувства, настроения, эмоции трех любящих душ, именно душ, не людей. В земном мире у обладателей этих душ идет обычная жизнь, включающая семью, работу, проблемы. Но когда они пишут друг другу письма, их души словно отделяются от тела, на невидимых крыльях поднимаются в другое измерение, пронизанное светом и высотой, прорываются из земного сна и сумерек через еле уловимый световой поток туда, где все наполнено энергией любви. В этом пространстве души материализуются и ведут беседы о несказанном, высоком, о не проявленном, но самом главном. Несостоявшаяся встреча в вещном мире становится возможной во вселенском, надвременном, где естественно безгранично любить, свободно летать и творить, где легко прощать и быть бесстрашно искренними, открытыми перед лицом вечности.

Начинается действие с обыденной сцены уборки помещения героиней. Но в обыденность через открывшуюся дверь врываются свет, ветер, музыка. Герои рассыпают песок, пылевым облаком и звуками морского побережья заявивший о себе зрителям. Ассоциативно вместе с песком в просвете электрического луча зритель видит и историческую пыль, которая вот-вот исчезнет, и одновременно – материализацию звездной пыли, из которой созданы все поэты и Единый Вечный Поэт, и почти физически чувствуется ощущение моря, связанное с именем и поэзией Марины Цветаевой, с внутренней стихией поэтов. 

Герои, когда читают свои письма, всегда на сцене находятся не по одному, вдвоем или втроем, но, как и в реальной жизни, они не встречаются ни через движения, ни через взгляды. При этом зритель чувствует то невидимое касание их друг друга своими крылами, о чем в письме пишет Рильке: «Касаемся друг друга. Чем? Крылами…». Зритель, как и герои, всегда тоже оказывается на пограничье миров: земной «невстрече» и вселенском единении. Это происходит через музыкальное сопровождение, через звучащие слова поэтов в письмах, через создаваемую на сцене пограничную туманность и, конечно, через тонкую игру актеров.

Сам текст писем, который воспринимается как поэтические строки, наполнен силой, помогающей зрителю совершить вместе с героями это путешествие в «третье пространство», в «свет, место встречи», как его называет Марина Цветаева. Поэтому именно чтение писем, полное погружение актеров в них, а не обращенность с их содержанием к зрителю, раскрывает последним путь вхождения в это пространство. Что они дают друг другу, эти равные по поэтическому уровню гении? С обыденного взгляда – ничего, с точки зрения сакрального мира – все, полное растворение друг в друге и во вселенной, полное самоотречение ради слияния в Единого Поэта-Творца, который одновременно заключает в себе мужчину и женщину, любовь и трагедию любви, жизнь и смерть, все стихии и всю гамму чувств. Как написал Рильке Марине: «Издалека свое ведем родство. Поэт один. И тот, кто нес его, Встречается с несущим временами».

Композиционное, музыкальное, световое решение сценического пространства направлено на символическое восприятие такого поэтического двоемирия. С одной стороны, перед нами предстают реальные исторические лица в соответствующих времени костюмах, актеры подражают их манере общения, в тональности и музыке их речи узнаются ритмы произведений поэтов. Но с другой стороны, минималистически обустроенное физическое пространство дает зрителю понять и почувствовать, что на сцене не просто разыгрывается сюжет земной истории известных людей, а это попытка метафорического переноса в тот самый надисторический, поэтический мир, порождаемый энергиями писем. 

Перед актерами стояла непростая профессиональная задача – создать образы, одновременно физически ощутимые, видимые, со своими индивидуальными, узнаваемыми чертами внешности и характера конкретных людей, но в тоже время бестелесные, надличностные, превратившиеся в единый Голос вечности, в универсальный архетип Поэта. Благодаря мастерству актерской игры, зритель проживает эти метаморфозы возвращения от известной личности и ее поэтического слова к Музыке, к Логосу, к Идее. Исполнительница роли Цветаевой артистка Елена Колесникова – через интонацию, ритмы речи, движения, мимику раскрывает зрителю многогранный земной мир Марины: детское начало, жажду высоты, любви, жертвенность, открытость, доверие миру, разочарование в нем... Но в процессе театрального действия эти психологические черты словно стираются, становятся основой для нового восприятия, раскрывающего духовный мир, когда зритель уже не сопоставляет героиню с известным поэтом, а попадает вместе с ней в дионисийский поток, в котором рождается смысл. Андрей Кучинский, исполнитель роли Бориса Пастернака, внешний облик которого роднит его с самим писателем, изначально кажется очень реалистичным персонажем, даже читает фрагменты из писем, рассказывающие о его бытовой жизни. Но постепенно образ становится все более эфемерным, незаметным. Он практически все время находится на сцене, занимает видимое пространство, но своей неподвижной внутренней игрой добивается того, что перестает быть заметным зрителю. В своих белых одеждах он словно сливается с туманной дымкой, царящей на сцене. Петр Нестеренко, представляющий образ Райнера Марии Рильке, передает внешние особенности личности австрийского поэта: уверенность в себе, в своей миссии, модная европейская одежда, акцент иностранца, французские слова… Герой, в отличие от Бориса Пастернака, редко появляется на сцене, но незримо на ней присутствует все действие, здесь всегда стоит его стул, предчувствуется его скорое появление. Когда актер читает письма, то его герой кажется сверхреалистичным, почти фотографическим, зритель верит, что перед ним поэт Рильке. Но в письмах ни слова о болезни, о его земных переживаниях в последние месяцы жизни, хотя поэт знает о своем неизлечимом заболевании. И в какой-то момент зритель приходит к ощущению, что реализм на сцене обманчив, что в таком доверительном общении человек не может не рассуждать о волнующей его проблеме жизни и смерти, а значит, текст писем Рильке уже принадлежит не земному человеку, а его вечной душе. 

Рильке уходит из жизни на закате 1926 года, через несколько месяцев после эпистолярного знакомства, но Цветаева чувствует в вечности его живую душу. В конце перформанса героиня поднимается на стул, все выше устремляясь по вертикали жизни вверх, а все материальные предметы на сцене переворачиваются. И герои, и зрители оказываются в иной, зеркальной, небесной реальности, где поэтами, Мариной Цветаевой и Борисом Пастернаком, зажигаются звезды (новогодние бенгальские огни)! А «если звезды зажигаются», то, как сказал В. Маяковский, «значит, это кому-нибудь нужно». Звезды, которые зажгли своим поэтическим эпистолярным романом три большие личности, и в современном мире продолжают освещать Путь людям и дают веру в Свет.

---

Назад